Хмелёв Николай Павлович. Актер

Николай Павлович Хмелёв родился 28 июля (10 августа) 1901 года в рабочей слободе Сормово Балахнинского уезда Нижегородской губернии в семье рабочего. Русский.

Отец - мастер паровозно-строительного цеха Сормовского завода.

Мать - дочь присяжного поверенного, окончила музыкальную школу и давала уроки музыки в семьях инженеров.

• Учился в Сормовском реальном училище Н. Н. Субботиной, затем - во 2-й Нижегородской гимназии в Канавине.
  
• 1916 г. - семья Хмелёвых переехала в Москву.
  
• 1916-1919 гг. - учится в 6-й Московской гимназии (Б. Толмачёвский пер., Дом Демидовых). Увлекался живописью, мечтал поступить в Строгановское училище. Преподаватель литературы В. В. Симоновский привил мальчику любовь к театру. В гимназии Хмелёв принял участие в концерте, на котором выступил с монологом Берендея из "Снегурочки", Осипа из "Ревизора", Мельника из "Русалки", Вальсингама из "Пира во время чумы".
  
• 1919 г. - поступает на историко-филологический факультет Московского университета.
  
• 1919 г. - поступает во 2-ю студию школы МХТ - Московского художественного театра (с 1919 г. Московского художественного академического театра (МХАТ), с 1932 г. - Московского художественного академического театра им. Горького). Во 2-й студии преподавали Е. Б. Вахтангов, Л. М. Леонидов, В. В. Лужский, Е. П. Муратова, В. М. Мчеделов, Н. А. Подгорный, Н. О Массалитинов.
  
• Из 19 ролей, сыгранных на сцене 2-й Студии, 12 было бессловесных и выходных. Первой ролью в Студии стала бессловесная роль Посыльного в "Комедии о человеке, который женился на немой" А. Франса (1919). Об ученических работах Хмелёва - Фирс ("Вишневый сад"), Карп ("Лес"), Снегирёв ("Братья Карамазовы"), рассказы Чехова - с похвалой отзывались К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. Первой значительной ролью во 2-й Студии был Шпигельберг в "Разбойниках" Ф. Шиллера (1923).
  
• Бессловесной, построенной на движении и жестикуляции была и его первая работа во МХАТе - образ Огня в "Синей птице" М. Метерлинка. Первая серьезная роль в МХАТ - Ушаков в спектакле "Елизавета Петровна" Д. Смолина (1924-1925).
  
• 1924 г. - актеры 2-й Студии стали актерами Московского Художественного академического театра. После смерти Г. С. Бурджалова (1924 г.) Хмелёв играл Костылева в "На дне" М. Горького. В этой роли, решённой остросатирически, он шел от внешней характерности, в его облике было нечто трагически-хищное.
  
• 1925 г. - роль крестьянина Марея в "Пугачёщине" К. Тренёва (МХАТ), над которой Хмелёв работал непосредственно с Немировичем-Данченко, принесла артисту известность.
  
• 1926 г. - роль Алексея Турбина в спектакле "Дни Турбиных" М. Булгакова (МХАТ) принесла Хмелёву славу (уже в первой своей крупной работе показал себя зрелым мастером).
  
• 1927 г. - к десятилетию Октябрьского переворота МХАТ показал "Бронепоезд 14-69" Вс. Иванова. Хмелёв играл большевика-интеллигента Пеклеванова.
  
• 1929 г. - роль князя К. в "Дядюшкином сне" (МХАТ) по Ф. Достоевскому.
  
• 1932 г. - создан Театр-студия под руководством Н. П. Хмелёва, просуществовал до 1937 года. В студии Хмелёв поставил спектакли "Не было гроша, да вдруг алтын" А. Островского (имевший очень большой успех), "Дон Хиль - зелёные штаны" Т. де Молины и "Дальняя дорога" А. Арбузова.
  
• 1932 г. - роль Фирса в "Вишнёвом саде" (МХАТ).
  
• 1935 г. - роль Царя в знаменитом спектакле МХАТ "Царь Федор Иоаннович" А. К. Толстого. Инициатива поручить Хмелёву эту роль принадлежит И. М. Москвину, игравшему Царя Федора со дня выхода спектакля в 1898 году.
  
• 1935 г. - роль Скроботова во "Врагах" М. Горького (МХАТ).
  
• 1937 г. - во время судебного процесса над Тухачевским и Ко оказался среди тех, кто подписал коллективное письмо советской творческой интеллигенции с требованием "расстрела шпионов": "Мы вместе с народом в едином порыве говорим - не дадим житья врагам Советского Союза". После этого государственные знаки отличия Хмелёву "потекли широкой рекой".
  
• 1937 г. - роль Каренина в "Анне Карениной" (МХАТ).
  
• 1937 г. - Театр-студия под руководством Н. П. Хмелёва соединился с Театром-студией имени Ермоловой, преобразовавшись в Московский театр им. Ермоловой. Хмелёв стал художественным руководителем театра до 1945 г. В театре им. Ермоловой Хмелёв поставил "Шторм" В. Билль-Белоцерковского, "Дети солнца" Горького, "Кубанцев" В. Ротко и "Как вам это понравится" У. Шекспира.
  
• 1940 г. - роль Тузенбаха в "Трех сестрах" А. Чехова (МХАТ) ("вершина творчества Хмелёва" по оценке некоторых критиков).
  
• С октября 1941 г. - когда МХАТ находился в эвакуации, Хмелёв был назначен заведующим художественной частью театра.
  
• 1941 г. - роль Забелина в "Кремлевских курантах" Н. Погодина (МХАТ).
  
• 1941 г. - роль Дубельта в "Последних днях" М. Булгакова (МХАТ).
  
• 1941-1945 гг. - принимал участие в постановке пьес "Русские люди" К. Симонова, "Фронта" А. Корнейчука (МХАТ).
  
• 1944 г. - поставил во МХАТе "Последнюю жертву" Островского.
  
• 1943-1945 гг. - художественный руководитель МХАТа.
  
• Умер 1 ноября 1945 г. Во время генеральной репетиции в костюмах и гриме пьесы А. Н. Толстого "Трудные годы" Хмелёву стало плохо. Умирал он в царских бармах и гриме Ивана Грозного. Его не разрешили тревожить, перевозить в больницу и перенесли в помещение директорской ложи… Над ним хлопотали врачи… Начался вечерний спектакль "Мёртвые души", публика в зале хохотала, а в ложе умирал Артист…
  
• Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
  

В начале 1920-х гг. жил в Замоскворечье: Голиковский пер., 8.

Хмелёв - представитель второго поколения МХАТа, ученик К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.

Первая жена - актриса Дина Тополева.

Вторая жена - актриса театра "Ромэн" Ляля Черная (Надежда Хмелёва (в девичестве - Киселева)). 1909-1982 гг.

Личный архив Хмелёва находится в Музее МХАТ, 308 ед. хр.

Народный артист СССР (1937).

Государственные награды: орден Трудового Красного Знамени, медали.

Лауреат Сталинской премии (1941 ("за выдающиеся творческие достижения"), 1942 (за роль Забелина в "Кремлевских курантах"), 1946 (за постановку "Последней жертвы" Островского), посмертно).

Член ВКП (б) с 1941.

В Москве на д. № 8 по Тверской улице, где жил Хмелёв установлена мемориальная доска.

Хмелёв на географической карте:

• Улица Хмелёва - в Волгограде, Старом Осколе, Екатеринбурге, а также в Алма-Ате (Казахстан).
  
• Переулок Хмелёва - в Нижнем Новгороде.
  
• В 1945-1993 гг. - Пушкарёв переулок в Москве назывался "улица Хмелёва".
  

Фильмография:

• Домовой-агитатор (1924) - первая роль - жених
  
• Конец Санкт-Петрбурга ("Петербург-Петроград-Ленинград") (1927)
  
• Саламандра (1928) - первая роль, принесшая известность, - принц Карлштейн
  
• Мертвый дом ("Тюрьма народов") (1934)
  
• Поколение победителей (1936)
  
• Человек в футляре (1939) - самая известная роль - Беликов
  

Литература о Хмелёве:

• Марков П. А. Театральные портреты. Сб. статей, М. - Л., 1939
  
• Новицкий П. А. Образы актеров, М., 1941;
  
• Ежегодник МХТ, 1945, т. 2 - Памяти Н. П. Хмелёва, М. - Л., 1948;
  
• Комиссаржевский В. Г., Хмелёв за режиссерским столом, М., 1956.
  
• Новицкий П. А. Хмелёв, М., 1964
  

Театральные критики о Хмелёве:

• "Искусство Хмелёва отличали сдержанность и строгость, логическая ясность, завершённость сценической формы, необычайная органичность создаваемых им образов. "
  
• "Хмелёв был ярчайшим выразителем метода социалистического реализма, относился к плеяде мастеров, принёсших советскому театру всемирную славу. "
  
• "Хмелёв создал на сцене ряд образов, являвшихся шедеврами актерского искусства. Острота в передаче внутренних движений характера сочеталась у него с большой психологической глубиной. "
  
• "В созданных Хмелёвым образах реалистически подробно разработанная характеристика сочеталась с обобщённым романтическим звучанием, точно найденной классово-социальной оценкой, глубоким философским содержанием, пластической и речевой выразительностью. "
  
• "Последняя роль, над которой работал Хмелёв, - Царь Иоанн Грозный - по свидетельству очевидцев, должна была стать лучшей в репертуаре артиста и одной из лучших в истории русского театра. Грозный обещал стать образом шекспировского размаха, шекспировской сложности и шекспировской глубины. "
  
• "Сталин восхищался его Турбиным, а после "Анны Карениной" ему вместе с Аллой Тарасовой сразу, в нарушение обычного порядка присвоения званий, дали народного СССР. Шел 1937 год. Феноменальная одаренность Хмелёва вкупе с благосклонностью к нему отца народов обеспечили ему совершенно особое положение в труппе МХТ. Он числился артистом "второго призыва", то есть к ветеранам Художественного театра (в число которых входили Иван Москвин, Ольга Книппер-Чехова, Василий Качалов) не принадлежал. Но фактически считался "стариком" - входил в руководство театра (так называемые "шестерки" и "пятерки") еще при жизни отцов-основателей, принял на себя ответственность за труппу в годы войны, когда Немирович был в эвакуации в Тбилиси. Именно Хмелёву Немирович-Данченко после своей смерти завещал МХАТ. Это был поступок одновременно и предопределенный и прозорливый. Ибо, будучи плоть от плоти своей эпохи, Хмелёв в плане эстетическом был на удивление не догматичен. Он в равной степени владел всеми театральными стилями, мог играть и по-мхатовски, и по-мейерхольдовски, и в традиции Малого театра (именно так играл он Силана из "Горячего сердца"), а мог и с подлинно трагическим накалом. Ему - в отличие от многих корифеев Художественного - было совершенно не свойственно начетничество. Своей жизнью он лишний раз доказал, что чуткому художнику не может помешать самая вредная идеология. По трагической иронии судьбы главную роль, в которой эстетика, история и идеология вступили в непримиримую вражду, он так и не сыграл. Пока он был жив, еще оставалась надежда, что великий театр возродится. После его ухода агония МХАТа закончилась. Наступила смерть. "
  

Писатель Л. Фейхтвангер о Хмелёве: "Это величайший трагический актер Европы. "

Актер Н. Д. Мордвинов о Хмелёве: "Время работы с Николаем Павловичем Хмелёвым - это одна из самых ярких и напряженных по переживаниям страниц моей артистической жизни. Я окончил Студию Ю. А. Завадского и был принят в организованный им молодой театр. Однако, я все еще не мог отрешиться от того удара, который был нанесен мне исключением за профнепригодность из Театрального техникума им. Луначарского. Одно из основных качеств художника - вера в правомерность своего пребывания в искусстве, - возвращалась ко мне весьма медленно, робко, настороженно. В таком состоянии я встретился с Н. П. Хмелёвым, приглашенным Завадским для постановки первого спектакля молодого театра - "Простая вещь" по Б. Лавреневу, который приурочивался к Х-летию Октябрьской революции и в котором мне была поручена моя первая на профессиональной сцене роль. Я не знаю, какие взаимоотношения установились между Юрием Александровичем Завадским и Николаем Павловичем Хмелёвым, мы в этом не были осведомлены, но работа велась ими в тесном контакте, и мне было ясно, что Н. П. посвящен в мои злоключения. Во всяком случае, учитывая мою травму, Н. П. подошел ко мне крайне бережно, но вместе с тем требовательно и бескомпромиссно, подошел, как к равному. Его советы были точны и ясны. Они не путали, как это бывало в Техникуме, они точно направляли на одоление недостатков. Его стиль разговора с актером был без педагогических обиняков и на чистоту. Но как бы резок он ни бывал, это не оскорбляло, ибо за резкостью жило трепетное отношение к искусству, пристальная заинтересованность в тебе как человеке и артисте. Я очень любил его - честного, прямого, хотя резкого порой, с ним легко жилось, увлеченно работалось. Он был нелюдим, малословен, подозрителен, ревнив, в манере общения сдержан и серьезен. Его скрипучий жесткий голос низкого тембра, скандированная, размеренная речь с выпяченными окончаниями слов соответствовали резкости и определенности в суждениях, точно характеризовали его направленную, волевую натуру, кристальную честность художника, которая по сей день пленяет меня в театре.

Хмелёва я помню собранным, энергичным. Его заряженность наэлектризовывала нас, и хотя порою он приходил усталый, расстроенный, озабоченный своими делами, нам он не давал повода знать это. После сыгранного во МХАТе спектакля, не заходя домой, он приезжал к нам на репетицию. Войдя, поспешно сбрасывал пальто, шляпу и, не задерживаясь, проходил в зрительный зал. Через секунду он оказывался за режиссерским столом и бросал нетерпеливое и властное "давайте… Время позднее, товарищи! " - и мы знали: сегодня мы отдадим ему все, что нашли за день самостоятельной работы, все, что умеем и можем. Это был человек редкостной самодисциплины, поэтому он не терпел и в других ни разгильдяйства, ни безответственности. Попустительство было не в его характере. Помню такой случай: уже выпуская спектакль, Хмелёв тщательно добивался бесперебойности и ритмической закономерности в смене картин, а их было много и они так или иначе влияли на ритм спектакля и восприятие его зрителем. На монтировке для смены самой большой картины время определилось в 39 секунд. Когда же на одной из генеральных репетиций антракт превысил норму, Хмелёв потребовал специальной репетиции с помрежем и для помрежа - ведь в свое время он подолгу беседовал с ним, воспитывая в нем полновластного и распорядительного хозяина сцены. Кроме того, он знал, что именно этот помреж - завтра самостоятельный режиссер, который понесет культуру Художественного театра дальше. А сегодня он оказался не на высоте. И поэтому - репетиция! Но в одном из первых спектаклей не только не совпали секунды, а в силу какой-то сценической аварии вообще все пошло кувырком. Надо отдать должное - помреж принял срочные меры. Бледный, дрожа от негодования, Хмелёв ворвался за кулисы и накинулся на виновного. Также бледный и взволнованный, но с достоинством и безапелляционно, молодой помреж сказал Хмелёву: "Вы учили меня, Николай Павлович, что помреж - капитан корабля. Я прошу Вас не мешать мне и немедленно уйти со сцены! "

Потрясенный Хмелёв замолчал и на цыпочках вышел.

- Молодец! - восхищенно прошептал он, проходя мимо меня.

Мы жили великолепно, хотя были бедны подобно "церковным крысам", - как шутил Николай Павлович. Завадский как глава театра, Хмелёв как режиссер спектакля умели увлекать людей на общее дело. Помню, как я сам, репетируя Соболевского в течение семи суток без сна, не выходя из театра, занимался, кроме своей роли, проводкой электричества и установкой света, которому Хмелёв придавал в этом спектакле огромное значение. Другие студийцы в это время трудились над костюмами, реквизитом, бутафорией, декорациями. Своими силами, по эскизам и замыслу Ю. А. Завадского, мы соорудили для спектакля три полых темно-серых щита, которые оборачивались на оси и при добавлении самых необходимых деталей легко создавали нужные места действия. Поворот - и калитка дома, поворот - и хата. А пока идет сцена в хате, к тыльной стороне щита привинчивали мебель, пальмы. Поворот - и готов ресторан. На этом строгом и простом фоне светом выхватывался актер, от которого Хмелёв требовал крайне интенсивной внутренней жизни, а в целом ряде ролей, главным образом эпизодических - острейшей, почти гротесковой формы.

Горячая увлеченность поиска отмечала собой каждую Хмелёвскую репетицию. Подводил меня к роли Николай Павлович очень осмотрительно. Следуя заветам своих великих учителей, он в течение всего периода работы сосредоточивал меня на его мировоззрении. Он постепенно и осторожно растил во мне силу отрицания. Он готовил меня к этому через аналогичные маленькие, понятные мне задачи, вначале подставляя в роли простейшее, последовательно усложняя задачу и приводя к глубокой, испепеляющей ненависти с желанием стереть с лица земли все, что не совпадает с мечтой Соболевского. Жгучая ненависть Соболевского, к этому надо было прийти. После репетиции, уже на рассвете, я провожал Хмелёва домой, стараясь допонять все, о чем говорилось и в чем я не был тверд - роль была трудная, обстоятельства роли необычны, и мне многое не удавалось.

На мои сомнения он однажды ответил таким советом:

- Поищите людей, кто хорошо знает эту среду, познакомьтесь, говорите с ними, наблюдайте, вызовите на откровенность. Читайте все, что только можно достать об офицерстве и, прежде всего, - Л. Толстого, Куприна, Чехова. Наблюдайте окружающих вас людей, - как знать, может быть, вы в ком-то и подметите нужные вам черты, а главное - Хмелёв почему-то перешел на шепот, как бы доверяя мне огромную тайну, - главное, постарайтесь с сегодняшнего дня воспринимать окружающую вас жизнь, людей, события, с точки зрения этого человека. Так я работаю.

Я последовал его совету. В те годы я, как все студийцы, совмещал театр со службой, проводя свои дни в канцелярии Госбанка. Свой канцелярский стол я превратил отныне в "контрразведку" Соболевского. Я стал другими глазами смотреть на людей, подозревая их, не подпуская к себе, меняя к ним отношение. Вскоре меня вызвал начальник: "Что с вами? - обеспокоено спросил он меня. - У вас неприятности в семье? "

Идя по улице, я всматривался в лица людей, стараясь угадать их мысли, намерения, их прошлое, настоящее и даже будущее. Кое в чем я успел, кое-что стал разгадывать в людях. Но я знал также, что рядом могут идти друзья и враги, и что мне трудно определить, кто из них друг, кто враг. Так, друг может быть иногда нетерпим и груб, враг - ласков, обходителен, умен, красив… Тогда была в большом ходу теория "отношения к образу", требовавшая немедленного разоблачения отрицательного персонажа. "Но ведь в жизни это не так! Таких я не встречаю в жизни! " - говорю я Хмелёву, провожая его после очередной репетиции. И был необычайно горячо им поддержан.

- Ваш Соболевский совсем не такой простой, как может показаться с первого взгляда. Надо отбросить штампованное представление о белогвардейце, которое укоренилось в театре: раз офицер - значит кокаинист, матершинник, пропойца. Это штамп. Ваш Соболевский воспитывался в Сорбонне, он цитирует наизусть стихи Верлена (кстати, стихи потом вошли в текст роли), а главное - он кадровый офицер царской армии, а не вульгарный полицейский из детективного романа, которому Соболевский не подаст и руки. В нем настоящая военная "косточка" и, наконец, у него есть своя - страшная, античеловеческая, враждебная нам, но идея.

Мы много искали подлинности поведения этого страшного человека. Ход его мыслей, его убеждение, логику его поступков. Искали выправку, сдержанный жест тонкой руки, его собранную и пластичную кошачью повадку, изысканную отточенность его дикции. И как только мои средства грубили рисунок к роли, Хмелёв говорил мне из зала: "Нет, это не оттуда! "

Я стал замечать, что чем убежденнее и тоньше я действовал в Соболевском, тем страшнее он становился. Сочетание стихов Верлена, которые я читал в ресторане, надрывных звуков скрипок, исполнявших романс "Сильнее смерти", и иголок, загоняемых "под ноготок" своим жертвам, о которых говорил этот воспитанный, холеный, внешне привлекательный, красивый офицер, создавало достоверность образа, люди стали узнавать его и… ненавидеть, как живого.

Ближе к выпуску спектакля, подсказы Хмелёва были весьма лаконичны, вроде как:

- Н. П., тут что-то я не пойму… не получается…

- А он тут курит… много курит, вот как я сейчас… - говорил он кратко, подходя ко мне вразвалку и накручивая на указательный палец правой руки длинную цепочку от карманных часов. И представьте, помогало!

Во время работы над ролью я был под большим впечатлением Хмелёвского Турбина. Я часто наблюдал за ним, выступая в народных сценах спектакля. Я изумлялся, наблюдая вплотную, как глубоко живет Хмелёв в образе и с какой филигранной отточенностью выполняет рисунок. У меня часто возникал соблазн придать Соболевскому черты турбинской привлекательности. Но Хмелёв, много передавший мне из своего опыта работы над Турбиным, убедительно следил за тем, чтобы я не вступил на путь слепого подражания. В ту пору он много показывал артистам, властно лепил форму народной сцены, эпизодов, ролей. Мне он избегал показывать. Наоборот, часто бросал из зрительного зала: "Н. Д., не делайте этого. Это похоже на меня! Соболевский - совсем не Турбин. Это антипод Турбина. Там трагедия и внутренняя честность. Здесь - растленность души и преступления! "

Я вспоминаю Николая Павловича с чувством глубокой благодарности об изумительном и самобытном художнике, страстном гражданине нашего Отечества, который привел меня к постижению столь далекого для меня характера, открыл передо мной одну из дорог к подлинному в искусстве актера. "

Фото 1. Николай Павлович Хмелёв

Фото 2. Хмелёв в роли Алексея Турбина в спектакле "Дни Турбинных"

Фото 3. Хмелёв в фильме "Человек в футляре"

Reply Follow Hide