Алексей Минкин о Раушской набережной

Новая статья из серии "Улицы Замоскворечья" - Раушская набережная.

Автор - известный московский краевед Алексей Минкин

Странное название "Раушская" - не московское какое-то, не русское. А на поверку, при глубине изучения, оказывается,- самое что ни на есть наше - просто произошло оно от уменьшительно-ласкательного "ровушки", то есть небольшие рвы, канавки в дренажной противопаводковой системе этого низменного места. И быть по всему набережной "Ровушской", но была она "Роушской", а затем - что нередко случалось по Москве - лексически трансформировалась. Гуляют по ней нынче отнюдь не ветры тропических широт, а она так и не теряет права именоваться столичным полюсом тепла. Тоже, согласитесь, странно - быть может, влияние существующей на ней Московской ГЭС? И вновь причуда: промышленность Центрального округа либо загублена, либо перепрофилирована, а здесь, напротив Кремля, дышит и здравствует. Ну, и, пожалуй, последняя крупная нелепость Раушской: редко-редко какой из городских путеводителей достойно описывает данный район или вообще уделяет ему внимание. А жаль: на Раушской являли себя московской действительности (да и российской в целом) многие важные события, здесь обитали и работали выдающиеся творческие знаменитости, существовал свой духовный и деловой мир. Одним словом, Раушская имеет неповторимую историю и льготную путевку к тому, чтобы величаться незаурядной достопримечательностью Первопрестольной. Однако, всерьез пока, о подобной "льготе" молвы нет и, учитывая изложенное выше нелепицы, я тоже поступлю не слишком логично: сломав сложившиеся устои, начну наше повествование от конца - набережной и, кроме того, разделю путешествие на четыре условных отрезка. Итак,

Раушская духовная

Как известно, духовное становление личности зачастую отталкивается от жизни греховной, даже порочной, от падения во все тяжкие и тяготения к социальному омуту. Так и с Раушской: там, где она упиралась в старый Устьинский мост, соединявший Заяузье и Кулишки с Садовниками, к 1890 гг. от Новой площади был перенесен так называемый "Толкучий" рынок, нерадостно знаменитая московская барахолка, с неизвестными проблемами и явным нездравием. Некто, скрывавшийся под аббревиатурой "Й.Г.", в книге "Москва за столом" характеризовал бытовую сторону "'Толкучки" следующим образом: "Жулики - завсегдатаи трактира на Толкучем рынке. "Братия" пропивает там то, что выпросила Христа ради на улицах, и ест в харчевне на Толкучем рынке. Там не готовят кушанья, а потчуют за 10 копеек посетителей объедками, которые собирают лакеи в господских домах, а половые в разных трактирах. Объедки раскладывают в один котел, потом по порциям…" В общем, как говорится, не до жиру... Между тем, о своеобразном рынке в Садовниках, былой слободе работных людей, обслуживавших доморощенные вкусы государевой трапезной, напоминал Толкучий проезд, исчезнувший с постройкой к 1938 г. архитекторами Н. Соболевым, Г. Гольцем и инженером В. Вахуркиным нового Большого Устинского моста. Быть может, то был - по сути самого явления - не лучший пример городской топонимии, но и он нес пестрый окрас ушедшего быта, помимо моста, сегодня на месте былого торжка высится и возведенный в 1920-х жилой дом по Раушской, 32, образующий со стоящей напротив Университета дизайна и технологии своеобразный парадный въезд от Яузского бульвара к Садовнической улице и к Замоскворечью в целом. А еще расплывшийся в котле эпох быт замоскворецкой барахолки увековечил талантливый русский жанрист Владимир Ваковский: на октябрьском предаукционном показе "Сотбис" 2008 г. выставлялось полотно этого мастера "Толкучий рынок в Москве". На его заднем плане хорошо заметны кремлевские башни. "А это, Саша, Кремль", - сообщили домашние взрослые уроженцу Замоскворечья и будущему писателю Александру Добровольскому, впервые взобравшемуся на широкий подоконник и озадачившемуся видом нечто, повергшего впечатлительного мальчика в сильное возбуждение и неописуемый восторг. "Самое интересное в комнате были подоконники - такие, что на них можно было сидеть с ногами, можно было расставить кругом себя несколько коробок с солдатиками и все же там мог устроиться со своими сокровищами еще кто-нибудь из братьев. Подоконники были каменные, холодные, и мама запрещала на них сидеть, но даже это не действовало. Слишком много чудес можно было видеть оттуда. Здесь пережил я первое душевное потрясение. Угловое окно выходило на Москва-реку, квартира была на втором этаже и вид открывался величественный". Добровольские обитали в доме Челышева и к праздникам исправно посещали обедни в приходском Николо-Заяицком храме, дорога к которому лежала мимо старого Устьинского моста и Толкучего рынка: "Выйдя из дома, мы поворачивали на "толкучку" - так называлась часть площади перед мостом, огороженная деревянными столбиками, окрашенная красной краской, где шла ручная торговля всяким старьем, и где всегда толпилось много народа". Примечательно, что описываемое торжище по старинке иногда звалось "Баташовкой" - до 1880-х в границах будущего торга находилась городская усадьба знаменитого заводчика. Ну, а сам рынок существовал у Раушской с 1899 г. до окончания периода нэпа, После чего значительные перемены случились и в судьбе Добровольского: дружба с Даниилом Андреевым и принадлежность к духовным чадам святого Праведного отца Алексия (Мечева) сделала участника Телешовских "сред", писателя и мемуариста советским арестантом. Крещён же лефортовский узник и вынужденный калужский учитель был рядом с "Челышами", в храме Николы в Заяицком - одном из тех, что в ярком созвездии замоскворецких святынь опишет на страницах "Лета Господня" Иван Шмелев. Таким образом, и мы подобрались к центру духовной жизни Раушской, по которому одно время сама набережная именовалась "Заяицкой", а поперечный ей 2-й Раушский переулок - "Николо-Заяицким".

Раушская, 26 или 2-й Раушский, 1 - таков адрес впечатляющего барочного храма святителя Николая в Заяицком.

Церковное здание созидалось последовательно: около 1597 г. известно оно в дереве, с 1652 г. или 1686 г. - в камне. Рядом, к югу, к 1670 г. вырос сруб еще и Знаменской церкви, полвека спустя слаженной в камне, а в конце XVIII столетия разобранной. Некоторыми исследователями считается, будто урочище "Заяицкое" пошло от слободки "заяицких" казаков, поддержавших Лжедмитрия, и с завершением смуты частично выселенных от реки Яик (Урал) в Замоскворечье. Однако казаков ни "задонскими", ни "закубанскими", ни "заяицкими" не называли. Были "яицкие".

По версиям, выдвинутым в "Седой старине Москвы" И. Кондратьевым, в приходе Никольского храма на Раушской жил иконописец Андрей Заицкий, расписывавший, в числе иных, и Успенский Кремлевский собор. Либо имя урочищу дал древний образ святителя Николая, доставленный от принадлежавшего Соловецкой обители Заицкого острова. Это сомнительные варианты.

Скорее всего, загадочный топоним покорение московской карты начал с обитавших окрест заяицких татар, торговавших с Первопрестольной экзотической бухарской продукцией: коврами, фруктами, фаянсом. Да и лежащие по соседству улицы и урочища нередко нарекались именами с явными тюркскими корнями - тот же Балчуг от татарского "балчех" означает "болото", "грязь". Так или иначе, мне кажется, весьма уместно было бы подарить 2-му Раушскому его законное, уникальное для Москвы историческое наименование: "Николо-Заяицкий". Между тем, главным престолом храма на Раушской был и остается Преображенский, что не мешает прихожанам в обиходе звать церковь "Никольской". К середине XVIII столетия Николо-Преображенская церковь в Заяицком обветшала и, благодаря винному откупщику Емельяну Яковлевичу Москвину вкупе с отцом и сыном Турчаниновыми (то ли москвинскими компаньонами, то ли должниками), в 1741 г. забрезжило сооружение изящного здания. Увы, в самом начале храмоздательства Москвин умер, дело подхватил Андрей Андреевич Турчанинов. Поднимаемый по образцу "Ивана Воина" на Якиманке храм строил замечательный зодчий, составитель знаменитого плана Москвы Иван Мичурин, о личности и творениях которого поведала в книге "Ошибка канцлера" Н. Молева. Дворянин Мичурин происходил родом из Галичского уезда Костромской губернии и "осьмнадцати" годов попал в Петербургскую школу навигационных, наук, а затем постигал строительные премудрости у итальянца Микетти и в Голландии. Зодчий прославился постройками Свенского монастыря Брянска и тем, что Растрелли доверил ему постройку потрясающего Андреевского собора в Киеве. А вот на Раушской случилась беда: на третий год возведения храм рухнул, и все пришлось вершить сызнова. Весьма вероятно, завершением затянувшихся до 1759 года работ занимался уже Дмитрий Ухтомский, князь и руководитель Московской архитектурной школы. По сведениям Сытина, в 1639 году в приходе Николы Заяицкого имелось четыре двора причта, а у погоста - дворы садовников, которых к 1722 году насчитывалось 47 человек. Кстати, обширное кладбище возле церкви существовало и в 1812-м - в тот год "Никола" пожаром охвачен не был, но зато не избежал грабежа французами. Тем не менее, интерьер "щеголял" барочным иконостасом и рядом образов XVII столетия. К тому же существовали роскошные ризница и библиотека, а еще действовали содержавшиеся на помин души Афанасия Мошкина А. В. Мошкиной богадельня на 6 женщин и приходская школа. Новая напасть на "Николу" нежданно пришла от большой москворецкой воды: в 1908-м храм потрепало значительное наводнение, максимум которого пришелся под Пасху. Досталось и входившим в приход окрестным домам - в частности, дому № 28 по Раушской. Поднявшийся паводок "подмочил" и возведенные в 1820-х гением русского ампира Д. Жилярди лабазы на церковном участке, а также стоящий на противоположном от храма углу набережной и 2-го Раушского (№ 24/2) дом, переделываемый после Отечественной войны, но датируемый 1760-ми годами. Тем не менее, шалая вода мало-помалу сошла, и жизнь вокруг, казалось, улеглась в привычное устоявшееся русло. Ан нет: в Москву залетел красный октябрьский петух, драчливо принесший чудовищные перемены. Подобно сотням собратьев сорока сороков, затворили и "Николу Заяицкого", втиснув внутрь трансформаторный цех и исказив здание до состояния обрубка. Уничтожили и настоятеля - протоирея Василия (Смирнова), имевшего честь и смелость правдиво высказаться о богохульной власти. Священника казнили на Бутовском полигоне, а в 2000 г. он был канонизирован, войдя в великий сонм русских исповедников, и новомучеников. И все-таки, подобно соседствующей храму воде, символу жизни, очищения и возрождения, "Никола" выстоял и поднялся из трущоб небрежения. Между прочим, настоятелем возрожденного храма был правнук новомученика Василия о. Димитрий Смирнов. Любопытно, что именно под его духовное руководство в храм пришел небезызвестный иерей Иоанн Охлобыстин, ныне временно запрещенный в служении, - фигура неоднозначная, противоречивая и наглядно фокусирующая в себе особенности текущих дней. А "Никола" в те же самые дни действительно стал краше - изменился не только его внешний или внутренний облик. Приход, входящий в православное братство во имя Московского святителя Алексия, содержит книжную лавку, переплетную и швейную мастерские, пекарню. Напротив, через 2-й Раушский, отреставрированы палаты приходского дома середины XVIII века (дом № 4), где освящен крестильный Алексиевский храм. Именно там, в доме причта, в далеком уже 1993 году, я впервые получил в руки номер "Вестника Замоскворечья"...

А еще при храме с 1995 года действует Колокольный центр с уникальным, единственным в своем роде, музеем-лекторием православного звона, приютившийся во взметнувшейся на полсотни метров ввысь колокольне. Примечательно, что традиция колокольного звона в Европе утвердилась аж с IV-IX веков, а на Руси лишь в XII веке. И пресловутый малиновый звон связан с названием итальянского города. Однако у нас литье и звонарское искусство достигли истинного совершенства. Сами колокола, нарекаемые именами, а по истечению срока пользования нередко и погребаемые, почти очеловечивались. Их звук считался целебным. Что ж до Белокаменной, на Пасху, двунадесятые и великие праздники существовал обычай, по которому начинал гул Кремлевский "Иван Великий", а подхватывал торжество звука пономарь "Николы Заяицкого". Вот и сейчас умелый Никольский звонарь оглашает окрест тяжелым набатным благовестом или легкими мелодичными переборами. Их хорошо слышно и на той части набережной, что условно можно назвать

Раушская деловая, торговая и промышленная.

Неподалеку от храма, на Раушской, 22, находится здание Мосгортранса. Это ведомство, преисполненное деловитой кипучести, в данных объемах стало наследником Управления городским трамваем. Управление заняло дом в 1908 году, а позднее надстроило его дополнительным этажом для расширения делопроизводства. Трамвайному управлению было куда как удобно разместиться под боком Московской ГЭС, вырабатывавшей ток и для нужд стариннейшего общественного транспорта.

До трамвайных чиновников символом дома являлась отнюдь не электрическая дуга матриархальной "Аннушки", а ароматно-бодрящий народный напиток - чай. Да, чай на Руси со времен Михаила Федоровича пить полюбили. У нас ведь как довелось: не та жена, что басни правит, а та, что щи варит. Вот после наваристых жениных щец с ядреной кислой капустой, крутых огурчиков да доброй селедочки чай на чай не казался палкой на палку. А то и попросту с мороза побаловаться обжигающим чайком - худо ли? Или изрядно, с рвением и вкусом, истекая потом, опоражнивали не один самовар и за присест меняя до семи полотенец, - мне думается, в той церемонии крепость заварки не имела отведенного ей значения. Но чай на прилавках не залеживался, а кофе среди обывателей в расчет не брался - и потому те, кто ввозил из Китая душистый налиток, богатели быстро. Также быстро и обрастали авторитетом. Кто ж на Москве не слышал о чаеторговцах Усачевых, Поповых, Перловых? Или Боткиных? Как раз для Боткиных к 1903 году и возвел на Раушской солидный корпус полузабвенный ныне Георгий Александрович Кайзер. Выпускник Училища живописи, ваяния и зодчества, он созидал не так чтобы много, но, будучи старшиной Московского совета детских приютов, в основном, руку набивал на богоугодных заведениях. С другой стороны, не обижал отказами и купечество. Так, в порядке частной практики Кайзер поднял над москворецким зеркалом трехэтажное здание с разместившимися там складом, правлением и конторами чайной фирмы "Петр Боткин и сыновья". На момент постройки преобразованная в товарищество фирма Боткиных процветала - к слову сказать, в руководство ее входил женатый на одной из Боткиных художник Остроухов, а также промышленник и политик Гучков. "Петр Боткин и сыновья" владел крупнейшим российским сахарным заводом, имел три десятка отделений по империи и филиал в Англии - только вот сыновья Петра Кононовича, помимо продолжателя дела Петра Петровича, "подкачали": в огромной и удивительной семье кого-то потянуло к литературе и философии, кого-то - к искусству и во врачевание. Чудесно, конечно, но для фирмы судьбоносные увлечения братьев обернулись упадком. Кстати, часть помещений на Раушской Боткины пожертвовали обществу пособия нуждающимся членам семей пожарных команд и полиции. Потом дом продали, и с продажей – усмешка судьбы - большая торговля из него ушла. Как некогда развернулись от Раушской фасадами к Садовнической жилые дома, превращая набережную в фабрично-складские нагромождения.

Впрочем, уже к концу XVIII столетия крепкие каменные дома вновь обрисовали контур набережной - правда, в 1812-м почти все они сгорели и почерневшие огарки пустующими дырами окон взирали на реку аж до 1830-х. Из уцелевших и безусловно перестроенных стоит отметить дом № 10 конца XVIII века и дом № 20 первой половины XIX столетия.

Интересно, что в 2003 г. между ними вздыбился разработанный М. Посохиным-младшим осязаемый разграничитель эпох (дом №16), он же - специфический обелиск современным нуворишам. Он же - арендуемый Газпромбанком деловой центр Мосэнерго. Да-да: с конца XIX столетия энергетика - основа хозяйственной стороны Раушской. Ее главная силовая установка - распластавшаяся вдоль набережной и внутри кварталов (дома № 6,8,12) МоГЭС № 1, давшая начальный ток в 1897 г. и снабдившая им жилые дома, предприятия, городской трамвай. Основной корпус электростанции, созданной при Обществе электрического освещения, имел машинный зал и соседствовал с притулившейся восточнее конторой ГЭС - все они руки инженера Н. Басина. В главном здании сохранились витражи работы И. Жолтовского - и тот же мастер неоклассики к 1928 г. возвел на внутреннем дворе предприятия нетипичное для своего творческого почерка сооружение котельни в конструктивистском духе: остекленная стена, вынесенные эркеры, затейливое членение фасада. хх

Питая энергией центр города, станция действует и сегодня - и у многих из нас работа ее, а также электрификация в целом связаны с образом Г. Кржижановского. Он и впрямь трудился здесь управляющим кабельным отделом МоГЭС. И все же нельзя не вспомнить о его непосредственном начальнике, первом директоре станции Роберте Эдуардовиче Классоне. Идейно он в кратчайшие сроки устранил последствия наводнения 1908 г., когда разгулявшаяся вода подтопила, станцию, и лишила света треть города. Классон произвел реконструкцию ГЭС, заказал прочные окна-иллюминаторы, настелил железобетонные полы. Замечу, что при Классоне рабочие и служащие подведомственного ему учреждения получали ежегодные 10-процентные надбавки к жалованью, награды за стаж и премии за экономию топлива. Они имели 8-часовой трудовой день и пользовались отпусками. Тем не менее, и у пролетариев станции, подстрекаемых единомышленниками и однопартийцами Кржижановского, то и дело вскипали умы, доводя их до стачек и митингов. А в октябре 1917-м "передовой класс" и вовсе захватил ГЭС, обесточил Кремль и прочие места скопления юнкеров, солдат и офицеров, верных присяге. Нет, не всегда признательность и благодарность за лучшее сводятся у нас к непререкаемому правилу.

С другой стороны, ГЭС № 1 связана с прекрасными, светлыми личностями - такой, к примеру, как одаренный зодчий, искусствовед и коллекционер Илья Евграфович Бондаренко, в 1935-39 гг. служивший ведущим архитектором строительного отдела Мосэнерго. Талант Бондаренко и личные качества, сблизили его с виднейшими представителями нашей архитектурной школы, изобразительного искусства, литературы. Исходя из сказанного, познакомимся с очередной условной частью набережной, именуемой

Раушская культурная

Культурная жизнь района когда-то кипела и в эпицентре МоГЭС. Но прежде того образованием и вразумлением здешних жителей занимались и по другим адресам: в частности, до 1920 гг. в национализированном доме фабрикантов Батуриных активно работала читальня Раушского общества народной трезвости. Действительно: какая культура на хмельную голову? Спьяну, как полагается и ныне, не то что с автомобилем - с кобылой не совладаешь. К слову, о лошадях, точнее, их, так сказать, культуре вождения - она как раз возле Раушской нарабатывалась: до 1835 г. у моста через Егорьевский канал, вскоре осушенный и превращенный в 1-й Раушский переулок, существовала, биржа извозчиков. Каких только типажей из народа не являлось здесь фантазиям писателей и художников. Неспроста и лежащий близ Балчуг навлекал на себя взоры драматургов и литераторов: Балчуг выведен в "Царе Борисе" А. К. Толстым и им же в "Князе Серебряном" поминаются питейные дома Балчуга. "Гремучий" Балчуг, начинавшиеся у Раушской старым Москворецким мостом (та переправа фигурирует в "Войне и мире" Л. Толстого), увековечен И. Шмелевым в рассказе "Голуби". Наверняка на большую классику за десятки лет существования нередко посягали постановщики и исполнители народного коллектива при дворце культуры Энергетиков, спрятавшегося за вереницей зданий Мосэнерго и числящегося по Раушской, 14… Подобно многим местным строениям, современный ДК пользует неоднократно переиначенное здание начала XIX в. Бесспорно, пик самобытной деятельности очага культуры пришелся на романтические годы "оттепели" и "перестройки". Однако даже к началу 1990-х там с успехом действовали более 20 коллективов художественной самодеятельности, изостудия, 2 народных университета, 11 любительских объединений, поэтический театр и - особенно - Центр авторской песни. Легендарный уже ЦАП привлекал на набережную и видных поэтов-песенников, и любителей бардовского жанра. Примечательный факт: судя по одной из радиобесед, Раушскую считает приятным ностальгическим местом лидер небуксующей "Машины времени" Андрей Макаревич. И еще: из возникшего в феврале 1976 г. народного театра при "Энергетиках", преобразованного затем в театр-студию, вырос театр "На Раушской"'. Увы, на сегодняшний день ДК Энергетиков, судя по всему, продан - занимавшие его коллективы и кружки, очевидно, прекратили существование. На сим, по большому счету, кажется, пресеклась мирская культура Раушской - если не учитывать страничек ее прошлого, поворошить которые стоит в той части, что зовется

Раушская гостиничная.

В книге "Бегущая строка памяти" недавняя прима театра на Таганке, Алла Демидова, вспоминает, как девочкой переживала годы войны у бабушки во Владимире, как погиб на фронте отец и свое возвращение в Москву, в комнату дома на улице Осипенко (ныне Садовническая) у Балчуга. Тогда, на Балчуге гнездились мастерские, возле которых так или иначе приходилось гулять. Однажды кто-то из рабочих, прознавших о гибели фронтовика - отца девочки, простодушно сунул ей в руку трешник. А вот в другой раз прогулка чуть не завершилась трагедией, виной которой могли стать вовсе не взрослые. Играя на Раушской в классики, наша героиня упорно стремилась к лидерству, игра ломалась и, в конце концов, ее подельщики заломали горе-вожака, и в качестве жесткого урока смирения подержали за парапетом над рекой. С тех пор девочка заметно замкнулась, все более уходя в свой внутренний мир - случай из детства, всего скорее, наложил отпечаток на характер Демидовой, становление личности и выбор профессии. Ну, а детство будущей актрисы протекало неподалеку, и ей, конечно, знаком дом № 5 по Садовнической - он же дом № 4 по Раушской. Дело в том, что выходящий на набережную, 1-й Раушский и Садовническую темный дом являл собою не что иное, как меблированные комнаты "Мамонтовского подворья".

В XVIII-XIX вв. на этом месте курились принадлежавшие воспитательному дому бани, но со временем они обветшали, и в 1856 г. их и земельный участок подле прикупил отец известного всем Саввы Мамонтова Иван Федорович. В Москву Мамонтов-старший подался из Ялуторовска Тобольской губернии, занимался винными откупами, но куда быстрее разбогател на подрядах по прокладке "чугунки". Дела столкнули Мамонтова с легендарным Кокоревым - они вместе разрабатывали бакинскую нефть и основали Закаспийское торговое общество. Глядя на более удачливого товарища, затеявшего создать на Софийской набережной крупнейший гостинично-складской комплекс "Кокорейское подворье", Мамонтов, по подобию оного, к 1859 г. начал сооружение "Мамонтовского подворья". И очень близко от "Кокоревки". Не исключено, что автором здания на Раушской стал тот же крепостной зодчий Воронцовых-Дашковых, поднимавший и гостиницу Кокорева. Это - Антон Васильев (Булгарин). Нижний этаж "Мамонтовки" отвели под бани, два верхних - под номера. Только здесь почему-то мамонтовский прицел дал промах и слаженное к Всероссийской промышленной выставке в честь 200-летия со дня рождения Петра I детище Ивана Федоровича дохода не приносило. Дошло до долговой закладки и перехода амбициозного мамонтовского проекта в 1865 г. в карман кредитору - Тульскому земельному банку. Позднее расчленили на номера и бани, что-то перестроили. Кстати, в феврале 1879 г. в одном из помещений "Мамонтовского подворья" случилось событие, разнесшееся по городским закоулкам и мигом обросшее домыслами: в комнатах на Раушской приговором "Земли и Воли" был убит рабочий Н. Р., обвиненный в предательстве. "Мамонтовка" пережила и это. Перед 1917-м ею уже владели братья Леонтьевы, открывшие, в числе прочего, столовую. А по соседству с былой "Мамонтовкой" через 1-й Раушский, достопримечательность гостиничной столицы - отель "Балчуг–Кемпински. Москва".

Сие громоздкое название гостиница получила лишь к 1992 г., вслед за реконструкцией и сменой владельцев. Тогда же по проекту В. Колосницына ей нахлобучили горбатую мансарду, чем исказили сложившиеся высотные доминанты и обзор местности. А родословная помпезного строения относится к концу XIX столетия. Пятачок в изголовье Раушской издревле был бойким, торговым - отсюда шмелевский "гремучий" Балчуг. До переноса в 1937 г. А. Щусевым и инженером В. Кирилловым Москворецкого моста, улегшегося западнее и срезавшего часть четной стороны Балчуга, та старинная улица прежним, не единожды укладывавшемся по новой мостом напрямую соединялась с Зарядьем. Старый мост, где взималась мзда за проезд, в своих московских путешествиях описывал в XVII в. представитель Антиохийской Церкви Павел Алеппский. А у Балчуга и Раушской в 1730-х та переправа вела к лесным рядам - они горели, пока не были вынесены на Пречистинскую набережную. В общем, местечко славилось многолюдством и куплей-продажей. Его выгодным расположением воспользовались предприимчивые аборигены Осиповы. Поначалу они заложили двухэтажный доходный дом с лавками, но затем скромное здание снесли, и к 1398 г. на его месте подняли куда более значительную недвижимость. Полуподвал заняли склады, прачечная, котельня, первый этаж - магазины и ресторан Трехгорного пивоваренного завода, а верхние отводились под наемные квартиры, комнаты и номера, последний этаж был превращен в студии и мастерские художников, где проживали и работали Бялыницкий-Бируля, Куинджи, Клевер, Коровин. Мало-помалу "Осиповка" преобразилась в гостиницу "Новомосковская", и привратником у ее входа служил будущий дед Владимира Высоцкого (вот ведь мистика местности на театральных корифеев "Таганки") туляк Максим Серегин. Созидал же детище Осиповых академик архитектуры, модный зодчий А. В. Иванов, отстроивший в северной столице десятки доходных домов и продолживший плодотворный труд в Первопрестольной. Достаточно сказать, что на его счету гостиница "Националь" и до неузнаваемости перекроенный под нужды известного строгого содружества дом страхового общества "Россия" на Лубянке. Еще Александр Васильевич преподавал в училище живописи, ваяния и зодчества и год являлся главой Московского архитектурного общества. А выразительное замоскворецкое его творение из "Новомосковской" превратилось в общежитие Народного комиссариата иностранных дел, надстраивалось, и в 1934-З6 гг. там обретался и сочинял свои московские очерки чешский коммунист, журналист и писатель Юлиус Фучик. С 1957 г. отремонтированное общежитие вновь стало гостиницей - но "Бухарестом", теперь - "Балчуг-Кемпински". Да, этот отель часто менял имена - как, собственно и притершаяся к нему набережная, бывшая Заяицкой и Набережной улицами, Заяицкой и Роушской набережными. Сегодня - Раушская. Длина ее невелика - 800 метров. Пройдя их от одного моста до другого, мы опускались в недра времен и поднимались на духовные высоты, метались в быту, знакомились с прошлым и настоящим, с яркими судьбами выдающихся соотечественников: старт был в пределах Николо-Заяицкого прихода, финиш - на Балчуге, возле гостиницы - что лишь подчеркнуло простую житейскую истину: в этом мире мы все постояльцы. И, тем не менее, нас многое здесь держит и сдерживает, в том числе пытливое стремление лучше познать свой великий город, историю и достопамятности составляющих его частей, среди которых заметное место являет и непримечательная, на поверхностный взгляд, замоскворецкая Раушская набережная.